Апрель
2013
ЭкспериментС корабля — на Марс6
На старт!К полету готовятся «Караты»10
На орбитеАпельсины из Флориды14
АвторитетноРоскосмос и РУДН: обмен идеями и опытом16
ПодготовкаОрлята учатся летать22
ОчевидцыВсе было впервые и вновь ...»30
От первого лицаПритяжение Марса42
Чтобы помнилиКолумбы ХХ века48
Цена вопросаА что у вас, ребята, в кошельках? ...»56
ОбразованиеАлло, мы ищем таланты!60
НепознанноеВселенную опутали волны-призраки62
МоделизмКрыло… на взлет66
Главная/Архив журнала

Архив журнала

Все было впервые и вновь

Со времени полета Юрия Гагарина прошло уже 52 года, и, казалось бы, мы должны знать о нем все. Но, похоже, даже сегодня приходится признать: некоторые детали этого исторического события и его подготовки все-таки остались, как говорится, «за кадром»… Что именно?

ГАГАРИН МОГ ПОПЛЫТЬ ПО ВОЛГЕ В СКАФАНДРЕ
 

Вспоминает Виктор Дмитриевич Благов, главный специалист РКК «Энергия»:


— Прежде всего полет человека в космос был совершенно новой задачей. Не существовало никаких пособий, расчетов, инструкций. Нельзя было рассчитывать и на разведку, ведь советский «Восток» и американский «Меркурий» совершенно не похожи. Проектирование шло, как сейчас говорят, с помощью «мозгового штурма» специалистов ОКБ-1 и смежников. При этом требовалось выбрать быстрореализуемый и безопасный для экипажа вариант. Все это, конечно, только увеличивало сроки создания корабля.
К счастью, коллективу ОКБ-1 удалось с этими задачами справиться благодаря двум людям, которые стояли во главе этой темы. С. П. Королёва можно назвать ее движителем?— он мог пробить любой вопрос у руководства и обеспечить все необходимое. А душой, несомненно, был К. П. Феоктистов. Многие помнят, что вначале появился проект корабля-разведчика «Зенит». Он был уже на ходу, а все шли споры: делать ли корабль для пилотируемого полета? Феоктистов предложил разрабатывать их параллельно, хотя и сам понимал, что «Зенит» пойдет следом. Но, чтобы не возникло возражений со стороны Минобороны, предложили создать корабли единой конфигурации, с такими же системами, но один беспилотный, а другой пилотируемый. Благодаря такому хитрому ходу средства были получены. И на всех уровнях говорилось, что на второй корабль денег не потребуется. Так оно и получилось.
Я уже упомянул, что основные технические решения принадлежали Феоктистову. Попробуем сравнить корабль «Восток» с «Меркурием». Американский корабль состоит из одного отсека, а Феоктистов неожиданно для многих предложил сделать «Восток» из двух отсеков?— спускаемого аппарата (СА) и приборного отсека (ПО). Теплозащиту имели только системы, необходимые для спуска пилота в атмосфере. В СА разместили космонавта, катапультное кресло, системы жизнеобеспечения (СЖО) и систему управления, которой пользуется космонавт в случае отказа автоматики на этапе орбитального полета. Все остальные приборы оставили в приборном отсеке. Таким образом, суммарная масса теплозащиты, конструкции и, как следствие, парашюта снизилась примерно вдвое.
Второе, что обеспечило нам выигрыш по времени почти в год,?— это форма СА. Рассматривались самые разные варианты, в том числе коническая форма (сейчас она вернулась и будет использоваться на перспективном корабле, который придет на смену «Союзам») и даже крылатая. Однако Феоктистов убедил Королёва, что надо брать простейшую, сферическую, потому что ее аэродинамика хорошо известна и рассчитана, есть большой опыт продувок изделий шарообразной формы, и на этом можно сэкономить время.
Следующим гениальным решением стал отказ от этапа суборбитального полета, благодаря чему мы также опередили американцев. Суборбитальный полет, конечно, что-то дает для проверки возможности полета человека в космос, но не очень много. При этом нельзя проверить систему ориентации, тормозной двигатель и много других моментов.
Не менее важным обстоятельством, повлиявшим на сроки, стало заимствование (до 70?%) приборов и систем с военных объектов. Например, средства очистки атмо­сферы и система регенерации кислорода, которая извлекает из кабины углекислый газ и возвращает кислород, были взяты с подводных лодок. Связь с экипажем?— с самолетов. Телеметрические системы?— с ракет. Поэтому они подвергались отработке только в новых режимах, что заняло значительно меньше времени.
Феоктистов предложил катапультировать космонавта из СА перед посадкой, хотя предусматривался и резервный вариант?— посадка в самом СА. Площадь парашюта была ограничена, и перегрузка могла достигать 8–10 единиц (при катапультировании и посадке на автономном парашюте 4–5 единиц).
И последнее. Мы не могли поставить в приборном отсеке «Востока» два тормозных двигателя. Получалось, что жизнь космонавта зависит от срабатывания единственного двигателя, тормозящего корабль на орбите. В качестве резервного варианта решили использовать естественное торможение в атмосфере. Высоту орбиты выбирали, исходя из того, что продолжительность полета должна составлять от 2 до 7 суток. Отсюда рассчитывались резервы СЖО корабля?— на 10 суток с небольшим запасом, чтобы гарантировать в случае отказа ТДУ спуск СА естественным образом в любом районе Земли и даже в океан.
Одним из самых опасных этапов считался 20-секундный подъем ракеты со стартового стола. Высота для ввода парашюта недостаточная, система аварийного спасения тогда отсутствовала. И любая авария в этот промежуток времени грозила гибелью космонавта.
Чтобы как-то подстраховаться, придумали неординарное решение. Рядом с ракетой на стартовом столе натянули сетку из нержавеющей стали. В случае аварии космонавт катапультировался из СА и падал на эту сетку. А из бункера должен был выбежать отряд спасателей в противопожарных костюмах, быстро залезть на эту сетку, забрать Гагарина и унести его в бункер. Сами понимаете, что вероятность спасения не очень высокая. Тем не менее какой-то резерв был предусмотрен. Для следующих кораблей уже придумали увод на безопасное расстояние.
После того как все это заложили в проект, его быстро сверстали, очень быстро изготовили материальную часть, провели все испытания. А для того чтобы получить хорошие цифры надежности, провели семь испытательных пусков ракет с кораблем?— с собаками и манекенами. Все это делалось для обеспечения надежности. Если на приборе стоял знак «Годен для 3КА», значит, он проверен по самым высоким (на тот момент) критериям надежности.
Так, предусматривалось резервирование систем, троирование самых ответственных систем, длительность отработки. В частности, перед запуском корабля с человеком предыдущие два старта должны были пройти без серьезных замечаний. Этот пункт после семи тестовых пусков был выполнен полностью.
Но после того как корабль с Гагариным вышел на орбиту, начались совершенно необъяснимые явления. За один виток полета, включая небольшое время на предстартовую подготовку, произошло 11 нештатных ситуаций! Из них только одна встречалась на предыдущих пусках?— это неотделение гермоплаты и сохранение связи в атмосфере СА и ПО. До сих пор загадка, почему это произошло. Ведь по мере отработки нештатных ситуаций их должно было становиться все меньше. Так и случалось на предварительных пусках до полета Гагарина. Напомню лишь о наиболее серьезных нештатных ситуациях.
Первая. Ракета вывела корабль на орбиту с апогеем на 100 км выше, чем планировалось. Таким образом, время его существования оказалось около 30 суток при запасе СОЖ?— 10 суток. То есть мы сразу лишились резервного варианта спуска. Оставалась надежда только на тормозной двигатель, и нужно было молиться, чтобы он сработал. В назначенное время двигатель запустился, и все облегченно вздохнули. Но выключился он, к сожалению, на 4 секунды раньше, потому что внутри гидравлики произошел отказ одного из клапанов, и часть топлива стала уходить мимо двигателя. Эти два отказа привели к недолету и посадке Гагарина в нерасчетный район, где его не ждали техническая группа обслуживания и поисковики.
Как уже говорилось, СА от ПО не отделился. Но это была ожидаемая нештатная ситуация, и Королёв даже расписался, что можно считать такой вариант разделения кабельного ствола резервным. Заниматься доработкой было некогда, и это замечание осталось до полета Титова. Кроме чисто психологического эффекта?— стука ПО по СА, никаких технических неприятностей это не вызвало. Но в результате недоработки двигателя расчетного времени посадка оказалась под Саратовом. Напомню, Гагарин учился там в литейном техникуме, проходил парашютную подготовку в Энгельсе. Туда же судьба занесла его и во время посадки, хотя это не предусматривалось программой.
Хуже всего, что началась посадка над поверхностью Волги. Вообще такой вариант просчитывался, но, как говорят специалисты, «лучше не надо». А Гагарин как раз шел на воду.
Не установлено никакой комиссией?— сам ли он принял решение срезать НАЗ (носимый аварийный запас) или помогла судьба, но 30-килограммовый мешок отделился от СА, благодаря чему скорость приземления снизилась.
Я утверждаю, что Гагарин сам отрезал этот НАЗ. Он понимал, что и так его здесь никто искать не собирается. А если он попадет в Волгу, его понесет по течению, будут большие проблемы с тем, чтобы выбраться на берег в скафандре.
Кроме этого, были и другие, менее серьезные нештатные ситуации.
К счастью, все обошлось. И я это объясняю тем, что все системы были хорошо подготовлены в соответствии с требованиями программы надежности «годен для 3КА». Даже при таком количестве нештатных ситуаций за один виток задача была выполнена, человек остался жив. А нам осталось только отрапортовать руководству о победе.
5 мая 1961 года американец Алан Шепард на «Меркурии-3» выполнил суборбитальный полет, который повторил Вирджил Гриссом 21 июля того же года на «Меркурии-4». А первый орбитальный полет Джона Гленна на «Меркурии-6» состоялся только через год?— в феврале 1962-го.
 

 

ЗВУКОВАЯ ИМИТАЦИЯ ПУГАЛА СОТРУДНИКОВ ЛИИ
 

Вспоминает Дмитрий Николаевич Лавров, президент региональной общественной организации «Ветераны подготовки первых пилотируемых полетов в космос», заслуженный испытатель космической техники:
 

— После успешного запуска Первого искусственного спутника Земли следующим шагом должен был стать полет в космос человека. При этом возник вопрос: как распределить функции между автоматикой и человеком и как обеспечить человеку достаточно комфортное пребывание в корабле? Многие из этих проблем были довольно хорошо проработаны в авиации.
Королев узнал, что в ЛИИ Министерства авиационной промышленности, в лаборатории С. Г. Даревского, занимаются созданием стандартной кабины для человека. В конце 1958 года он прислал к нам начальника сектора проектного отдела К. П. Феоктистова и старшего инженера О. Г. Макарова, которые ознакомили нас с основными параметрами и техническими требованиями к системе отображения информации и со средствами управления будущего космического корабля «Восток». Они попросили нас дать свои предложения.
Мы увлеклись этой идеей, тем более что основные исполнители (Э. Кулагин, Е. Носов, Г. Макаров, С. Марченко) только-только вышли из категории молодых специалистов, а я попал в лабораторию по распределению в апреле 1958 года. Через 2 недели горячих споров и обсуждений различных вариантов мы представили наши предложения в ОКБ-1. Они понравились, и в мае 1959 года ЛИИ попал в Постановление Правительства СССР как головной разработчик «пульта пилота».
Для исследований и оценки системы индикации и ручного управления в лаборатории создали моделирующий стенд, на котором имитировались условия работы космонавта и, главное, предполагаемые аварийные ситуации. Привлеченные нами летчики-испытатели оценивали, как человек справляется со всеми этапами полета. В дальнейшем на основе этого стенда родилось новое направление?— тренажеростроение.
В августе 1960 года в ЛИИ, где проходили испытания на невесомость и отрабатывались средства катапультирования, приехали Главный конструктор С. П. Королёв и Н. П. Каманин. Они заглянули и в лабораторию С. Г. Даревского, где познакомились с работой моделирующего стенда. Каманин сразу оценил его возможности и предложил тренировать космонавтов у нас, в ЛИИ. Тем более что Звёздного городка еще не было. Королёв согласился с идеей Каманина и дал указание отдать филиалу ЛИИ полноразмерный макет кабины корабля «Восток» Это решение стало судьбоносным.
Буквально через 2 недели из ОКБ-1 в ЛИИ привезли «шарик» и, разломав стену, внесли его на второй этаж. 20 октября 1960 года начались занятия с группой космонавтов первого набора?— Юрием Гагариным, Германом Титовым, Григорием Нелюбовым, Андрияном Николаевым, Павлом Поповичем и Валерием Быковским. Позже к ним присоединились Владимир Комаров, Алексей Леонов, Павел Беляев, Борис Волынов и Евгений Хрунов.
Именно на этих тренировках появились первые «космические» позывные. Это были не всем известные «Кедр» и «Заря», а технологические?— «Шар-1» и «Земля». Получилось очень удачно: главный конструктор системы «Заря» Юрий Сергеевич Быков считал, что в позывных должны быть звонкие звуки.
Тренировки проводили мы, разработчики, хорошо знающие, как работают системы. Космонавт заходил в кабину. Специалист садился за пульт управления, который имитировал все этапы, начинались переговоры и «полет».
Космонавты попросили еще об одном?— сымитировать старт ракеты если не вибрациями и перегрузками, то хотя бы звуками. Начальник ЛИИ Николай Сергеевич Строев, который очень нас опекал, дал команду приобрести магнитофон. Все сделали очень быстро, и дней через 5 привезли студийный магнитофон, с помощью которого на аэродроме записали рев запускаемых самолетных двигателей. После этого больше месяца сотрудники института вздрагивали, когда мы, имитируя старт ракеты, включали его на полную мощность…
После окончания тренировок мне поручили написать проект полетной инструкции на одновитковый полет. Заслуженный летчик-испытатель, методист по подготовке космонавтов М. Л. Галлай его одобрил, после чего документ направили в ОКБ-1 и Центр подготовки космонавтов. На базе этого проекта в ОКБ-1 была создана бортовая инструкция.
 

 

ПАРАШЮТОМ НАКРЫЛО ТРАКТОР

 

Вспоминает Леонид Александрович Китаев-Смык, заслуженный испытатель космической техники, психолог:
 

— В то время Центр подготовки космонавтов помещался в одной папочке, которая очень быстро становилась все толще и толще. А лежала она в одной из комнат Главного управления ВВС на Большой Пироговской улице. Сейчас там совсем другое военное ведомство. Я же хочу вспомнить о тех, кто испытывал парашютную систему и средства катапультирования.
В середине 1960 года решали: какой взять парашют?— квадратный, круглый, иной? Испытания проводили сначала в Краснодарском крае, но туда пришел циклон. Уехали в Фергану, но и там через некоторое время погода испортилась, поэтому снова вернулись в Краснодар.
Основным испытателем-парашютистом был Фёдор Моисеевич Морозов (1910 г.р.), совершенно удивительный человек. Нам, хотя мы были уже не дети, он казался глубоким стариком, согбенным, но необычайной физической силы и ловкости, а главное, колоссального ума. Он более 30 лет руководил парашютным отделом ЛИИ, и за это время не было ни одной серьезной чрезвычайной ситуации или трагедии из-за недоработок его отдела.
Медицинскую часть испытаний обеспечивал Виталий Георгиевич Волович, замечательный и уже тогда легендарный человек. Потом он побывал на Северном полюсе, объехал вокруг земного шара. Представителем ЛИИ был Андрей Михайлович Клочков. Мы тогда не знали, что он тоже человек-легенда. Когда в ночь с 30 апреля на 1 мая 1945 года Егоров и Кантария взобрались на купол рейхстага, они увидели, что там уже вывешен флаг. Его установил взвод разведчиков, которым командовал Андрей Михайлович Клочков. Он об этом долго не рассказывал, наверное, дал слово не разглашать.
Под Новый, 1961 год в Краснодаре начались заключительные испытания парашютной системы для космонавта. В первый раз, когда огромный парашют приземлился на поле, он накрыл тракториста с трактором. Потом ходили легенды, будто бы видели марсианина с одним глазом. Ведь у скафандра было большое круглое стеклянное «забрало». А другие утверждали, что это спустился американский шпион — тогда на шлеме еще не было написано «СССР». Но так было только в первый раз. А потом, видимо, хорошо сработал КГБ, и, сколько бы мы ни спускались в полях, больше никого вокруг видно не было.
Испытателей было трое. Валерий Иванович Головин. В момент смертельной опасности он за секунды принимал единственно правильное решение?— и не только во время испытаний парашютной системы для космического корабля. Головин занимался в ЛИИ отработкой и других систем спасения летчиков для разных самолетов. Пётр Иванович Долгов, приемщик от Минобороны, полковник, фронтовик. Он от рядового разведчика дослужился до начальника дивизионной разведки. Третьим испытателем был Кир Владимирович Чернобровкин?— сотрудник НИИ парашютно-десантного снаряжения (ПДС).
Массу изменений внесли и в структуру НАЗа для космонавта. Прямо там же перекраивали и перешивали скафандр. Благодаря врачу Арнольду Семёновичу Бареру все космонавты, летавшие на кораблях «Восток», спокойно пользовались АСУ. Потому что именно он предложил переделать промежность скафандра, который сшили на заводе № 118 (теперь НПП «Звезда»). А от ЛИИ ответственным врачом был я.
Закончив испытания по приземлению, мы перелетели на своем самолете в Крым, чтобы в Феодосии провести испытания по приводнению. Подполковник медицинской службы В. Г. Волович поручил мне работать с приводнявшимся испытателем. Мы приближались к нему либо на катере, либо на вертолете, и я прыгал в воду. На мне был специальный герметичный костюм, который зажимался воротником-резинкой. Воздух выдавливался из костюма в воротник, который «вытаскивал» мою голову из воды. Я плавал рядом с приводнившимся парашютистом-испытателем. Он должен был влезть в МЛАС-1?— морскую лодку аварийно-спасательную на одного человека, которая входила в состав НАЗа. При спуске испытателя под ним на фале болтался НАЗ, а ниже?— эта самая МЛАС. И не всегда испытателям удавалось влезть в лодку, особенно при волнении моря. Видимо, Гагарин, приближаясь к Волге, знал, что залезть в лодку нелегко, и срезал фал ножом, чтобы долететь до берега и не приводняться. По настоянию Головина НАЗ дополнили парашютным ножом с закругленным концом, но очень острым. В ходе тренировок было внесено много изменений. Например, Головин предложил на правом предплечье закрепить зеркальце, чтобы видеть, не перехлестнулась ли стропа, раскрылся ли до конца парашют.
Королёву не понравилось, что Гагарин не смог рассказать о своих ощущениях в невесомости. Юрий ее не прочувствовал, потому что был жестко зажат привязной системой к креслу космического корабля. Правда, все космонавты первого отряда летали на истребителях, где невесомость создавалась во время параболического полета. Но они не знали точно, на какой высоте, на каких скоростях начинать параболу, как из нее выходить. В полетах на истребителе с аэродрома Чкаловский невесомость продолжалась от силы 20–23 секунды. Но наш талантливый инженер Е. Т. Берёзкин сделал такие расчеты для разных типов самолетов?— с разной плоскостью, с разным весом, и это было зафиксировано как изобретение. Оптимальные данные оказались у Ту-104. Из него, выбросив все лишнее, сделали лабораторию. Невесомость в нем продолжалась 28–30 секунд.
Мы проводили и другие исследования. В частности, по решению Королёва разработали измененный вариант привязной системы внутри спускаемого аппарата?— «шарика», чтобы космонавт внутри него мог расстегнуть привязную систему и попробовал полетать, подвигаться. Экспертом у нас в ЛИИ был уже побывавший в космосе Гагарин. А для того чтобы за всем проследить, в самолет с нами решил сесть генерал Каманин. Но так как он был в возрасте, врачи побоялись дать ему разрешение на полет. Гагарин попросил меня: «Леша, возьми генерала на себя». Я осмотрел Николая Петровича, пощупал пульс, измерил давление?— все нормально. Написал: «К полету допущен».
Испытателем в первом полете был будущий космонавт Владимир Комаров. Он сидел в кресле в скафандре. А мы наблюдали, как ведет себя привязная система при перегрузках и в невесомости. Таких циклов должно было быть на протяжении полета 12. Но после второй-третьей «горки» Каманину стало, мягко говоря, не очень хорошо. Я расстегнул его рубашку и стал массировать ему живот и грудь. Николаю Петровичу стало лучше. О самочувствии генерала сообщили первому пилоту, и он решил идти на посадку. Однако Каманин строго приказал: «Полностью выполнять программу полета!» А мне сказал: «Занимайтесь своим делом». «Моим делом» в том полете было хронометрирование вместе с Юрием Гагариным всех действий испытуемого Комарова, когда он в невесомости отстегивался от космического кресла, летал над ним и усаживался в него обратно.

 

Екатерина Белоглазова